Степан Авдонин, 04.08.2002

— Мне следовало быть сильнее.
— Думаешь, тебе стоило застрелить Кадабру? Папа, я думаю, позволив ему уйти, ты проявил настоящую силу.
— Я стараюсь быть сильным ради вас. Ради тебя, Уолли, Барри.
— Папа, так и есть. И это делает меня сильнее.
— Когда ты была маленькой, я... так боялся... что ты умрёшь посреди ночи. Я не могу уснуть. Я просто... сидел в твоей комнате, и смотрел как ты спишь. Я клал руку на твою грудь, просто чтобы убедиться что ты дышишь. Затем, я просто сидел и молился, чтобы ты дышала дальше. Сейчас я чувствую себя также. Я не знаю, что могу сделать, чтобы спасти тебя.

В прогресс и возможность как-то исправить человека я никогда особо не верила. Или просто не задумывалась об этом. А потом сама для себя сформулировала, что искусство есть искусство, жизнь есть жизнь, и они вертятся каждый по своей спирали. Наука, может быть, и развивается. Всё остальное — нет. Ну какой может быть прогресс, если существовали Нерон, а потом Сталин? Получается, что, кроме формы, одежды, прикида, ничего не изменилось. Подобные завихрения истории — ярчайшее тому доказательство. Так что нет, я не ставлю себе задачи заставить зрителя о чем-то задуматься. Максимум, что я могу, это дать по голове себе. А надеяться, что я куда-то поверну зрителя, было бы слишком смело. Я даже не надеюсь, что смогу повернуть его в сторону кинотеатра, не говоря уж о каких-то душевных порывах. Я человек, воспитанный в идеологическую эпоху, когда мои фильмы клались на полку и ни о каких зрителях речи вообще не было. Надо сказать, что, когда советская власть ушла, ничего кардинально не изменилось. Мои фильмы по-прежнему смотрит очень узкий круг людей. Поэтому я ни к чему не призываю. Какие-то вещи меня привлекают, и я о них говорю, страдаю, пекусь, снимаю кино, но не ставлю себе масштабных задач. Даже снимая «Астенический синдром», я не верила, что он кого-то изменит или куда-то позовет. Хотя мне очень хотелось кричать во всю глотку о несчастных собаках, которых убивают на живодерне. Но это был бы глас вопиющего в пустыне. Нет, я не верю в прогресс.