Андрей Викторыч,

ну просто его ладони очень тёплые. кипяток, знаете.
а меня же с детства тянет... утюг горячий потрогать, щипцы мамины. а потом стонать от боли, кричать и плакать. после чего долгое время ждать, пока ожоги заживут. и тут. вроде на расстоянии тепло чувствуется, а прикоснёшься — обожжешься. стонешь, ждёшь... только не из интереса трогала, как в детстве, а потому что холодно было... настолько, что сразу и не почувствовала, что как огонь обжигает. теперь стоны, крики, слёзы. жду, пока заживёт.

— Ёжик! Где ж ты был? Я звал, звал, а ты не откликался. Я уже и самовар на крыльце раздул, креслице плетёное придвинул, чтобы удобнее звёзды считать было… вот, думаю, сейчас придёшь, сядем, чайку попьём, с малиновым вареньем, ты ведь малиновое варенье несёшь, да? А я и самовар раздул и веточек этих...
— Можжевеловых.
— Можжевеловых! Чтобы дымок был... Ведь кто ж, кроме тебя, звёзды-то считать будет!
… Медвежонок говорил, говорил, а Ёжик думал: «Всё-таки хорошо, что мы снова вместе». И ещё Ёжик думал о Лошади: «Как она там, в тумане?»