Илья Романов,

Зима, ужели в старом платье
ты к нам придешь, ужели ты
готова слушать страшные проклятья
босой и безработной нищеты? Искрится ткань в витринах непорочно,
и горы угля черные растут —
рука гиганта злого держит прочно
их огнь сокрытый, и кремень, и трут. Бредет толпа с горящими глазами
меж городских светящихся реклам,
и голод их ожесточен слезами
и запахом помойных ям.

— Ты.
— Моя семья почитала тебя, Китана.
— Но стоило мне умереть, как вы отвернулись от меня.