Сурен Сафарян, 29.10

У всех появилась одна и та же мысль, которую они не смогли бы внятно высказать даже при обычных обстоятельствах. В общих чертах она сводилась к тому, что когда-то были настоящие ковбои и гангстеры, и это было здорово. И всегда будут какбудтошные ковбои и гангстеры, и это тоже здорово. Но настоящие какбудтошные ковбои и гангстеры, живые – а неживых можно сложить обратно в коробку, когда надоедят – это уже как-то совсем не здорово. Весь смысл гангстеров, ковбоев, пришельцев и пиратов в том, что можно перестать ими быть и пойти домой.

Потому что, когда любишь кого-то, то знаешь о нём странное, и чувствуешь дикое, и видишь весь его дремотный ил, и зелёную донную мглу, и слепнущую в нём небесную силу. Но ты не боишься, всё странное представляется тебе объяснимым, а дикое — почти что ручным, и если тебя спрашивают: как ты это терпишь, или просто — каково это? ты даже не сразу понимаешь, о чём речь.