Андрей Тарасов, 22.09

— Что будет с нашими ребятами?
— С какими? С водолазами?
— С водолазами, пожарными, теми, что были в аппаратном зале. Как именно на них повлияет радиация?
— Некоторые из них были так сильно облучены, что радиация разрушит их клеточную структуру. Кожа покроется волдырями, покраснеет, а затем почернеет. Далее начнется скрытый период. Симптомы исчезнут, будет казаться, что пациент идет на поправку, что он уже здоров, но это не так. Обычно это длится один-два дня.
— Продолжайте.
— Тогда становится очевидным, что клетки повреждены, умирает спинной мозг, отмирает иммунная система, органы и мягкие ткани начинают разлагаться. Артерии и вены лопаются, становятся как сито, поэтому невозможно даже ввести морфий, а боль... невообразимая. А тогда через три дня или три недели смерть. Вот, что случится с теми ребятами.
— А как насчет нас?
— Ну, мы... нас облучает постоянно, но не так сильно, поэтому радиация не убьет клетки, но ее достаточно, чтобы повредить ДНК. Так что, со временем — рак. Или апластическая анемия. В любом случае — мы умрем.
— Тогда, в некотором роде, мы еще легко отделались.

– Кран, где блоки?! – спросила я, оглядывая совершенно пустой склад. – Ты их куда сложил?
– Сюда, – грустно возвестил кран и даже не обиделся на то, что я назвала его не по имени.
– А где они?
– Бобры унесли.
Тут я, что называется, выпала в осадок.
– Какие еще бобры?!
– Обычные. Мохнатые, коричневые такие, с зубами. Взяли и унесли.
Я сверилась с накладной.
– Шесть блоков по триста килограммов?! Бобры? Да откуда здесь бобры-то?
– А я почем знаю? Были блоки. Пришли бобры. Нет блоков. Ушли бобры. Не драться же мне с ними!