Elza Khakimullina, 15.12

Я всегда считал, что глубина веры измеряется не словами, но делами. Многие дети мои чтут меня на словах, а на деле — предают. Без меня они утратили путь, но ты, сын мой, не отступил ни в Гондурасе, ни в Иерихоне, ни в Рио. Ты рисковал жизнью, дабы посрамить Г. С. Б., дабы укрепить нашу веру, дабы восславить имя моё!... Твоя вера крепка, и сейчас я снова взываю к тебе, дабы ты помог восстановить былое величие Братства. Ведомо мне, что Г. С. Б. утрачивает силу, погрязши в грехе и пороке. Настало время ответного удара! Пока наши враги торжествуют, мы покажем их слабость всему миру!

— Я взял на себя смелость осмотреть этого попугая. И обнаружил, что он сидел на жердочке только потому, что был прибит к ней гвоздями.
— Конечно он был прибит! Я имею в виду... Если бы я его не прибил, он бы раздвинул прутья и улетел.
— Простите, но этот попугай никуда не улетит, даже если через него пропустить 4000 вольт. Он мертв.
— Нет, он... он тоскует.
— Он не тоскует. Он скончался. Этого попугая больше нет, он прекратил свое существование. Он окоченел, лишенный жизни. Если бы вы его не прибили гвоздями, то он бы сейчас собирал маргаритки. Он бы летал по небу и присоединился к невидимому хору ангелов. Это бывший попугай.
— Ну... тогда я лучше его заменю.
— Если хочешь в этой стране чего-то добиться, то придется жаловаться до посинения...
— Извините, я тут посмотрел... у нас закончились попугаи.
— Ага, понимаю.
— У нас есть слизень...
— Он может говорить?
— Не уверен.
— В таком случае это едва ли эквивалентная замена.