Юлия Мотозюк, 16.12

— Твой сын убил ту, которая заботилась обо мне.
— Это было животное.
— Она была моей матерью.
— Откуда ему было знать. Мой сын был совсем мальчиком, не то что ты. Где была твоя совесть?
— Я... у меня нет совести.

Ему не были ведомы страдания человека, целую вечность слушающего длинные гудки; его сердце не колотилось при звуках несравненно прекрасного голоса, внезапно сплетенного с твоим собственным; он не дрожал от сладости момента, когда можешь просто видеть ее почти рядом, от присутствия внутри ее уха. Он не знал того, как ноют раны, нанесенные унылыми, блеклыми ответами, не испытывал ужаса от слов: «А… ну привет» или мгновенной аннигиляции вопросом: «Кто-кто?»