Алена Кругляшева, 24.08.1988

В эту ночь Линетт Скаво снова приснился сон. Тот, который она уже много раз видела раньше.
— Эй! Мэри Элис, все нормально?
— Да, спасибо. Все хорошо.
— Ладно. Ну до встречи.
Но на этот раз что-то изменилось.
— Нет, я вижу, что не все. Прошу, скажи, что случилось. Позволь мне тебя спасти.
— Ты не можешь.
— Почему?
— Милая, мы не можем предотвратить то, чего не предвидим.
— Неужели ничего нельзя сделать?
— Можно. Да. Радуйся этому прекрасному дню. Их ведь так немного.
Больше я никогда не снилась Линетт, и я этому очень рада.

Не помню — кто из моих приятелей обронил после первого занятия : «Как вообще сознание русскоязычного человека может воспринять язык, на котором неприлично звучущее слово «ялда» означает «девочка»?
Что там «ялда», доложу я вам! Что там невинная «ялда», повторяю, если наш преподаватель каждые три минуты бодро повторяет непристойное слово «схуёт», от которого напрягается и переглядывается вся группа.
Вдруг она прервала свою речь, по-видимому заподозрив, что мы не все понимаем.
— Как будет по-русски «схуёт»? — спросила она на иврите, оглядывая класс. Повисло секундное молчание и один из учеников, пожилой доктор исторических наук, сказал в тишине мрачно:
— Да так и будет...
Впоследствии выяснилось, что Хана рассказывая о непростой жизни в этой стране, просто советовала всем нам хорошенько изучить свои права (они же «схуёт») с тем, чтобы во всеоружии вступить в борьбу с пресловутым чудовищем — вездесущей израильской бюрократией.