Андрей Тургалиев, 14.01.1993

— Могу я принять ваш заказ?
— Пятнадцать двойных чизбургеров, пожалуйста.
— Пятнадцать двойных с собой?
— Не с собой, я поем здесь.
— Вы один съедите пятнадцать чизбургеров?
— Да. А что, они большие? Или пятнадцать — многовато?
— Да, многовато.
— Ну, ладно, двенадцать, дюжина.
— А вы не пьяны?
— Не знаю. Можно напиться шестью банками пива?
— Эй, друг, ставлю сотню, что ты не съешь шести двойных чизбургеров, куда там двенадцать.
— То есть, они и правда такие большие?
— Сто долларов, что вы не съедите и шести.
— Вообще-то я голоден... Но вы правы, двенадцать — это многовато. Сделаем так: два двойных чизбургера, три порции жареной курицы, сэндвич с беконом, два с говядиной по-швейцарски, филе курицы, клубный сэндвич с курятиной, две мисочки чили с двойным луком, и по кусочку каждого пирога.
— По одному от каждого? Что-то еще?
— Три порции лука колечками. Это вкуснее, чем двенадцать чизбургеров. Только без огурчиков.
— Сто баксов. Если вы съедите всё это за час, не вставая из-за стойки. И удержите внутри.
— Но, вообще-то, я не игрок.
— Тогда два к одному. Нет, я дам вам три к одному. Три моих сотни против одной вашей.
— Ну, Бог с вами. Что такое деньги?
<...>
— Что будете пить, сэр?... Ваш заказ.
— Ладно, по моему сигналу. На старт, внимание...
— Стойте-ка. Кетчуп, пожалуйста.

Не один раз наблюдал я это совершенное поглощение одного существа другим. Я никогда не мог установить где подлинное начало этой приверженности, столь сильной, что нет даже стремления к обладанию — встреча, взгляд, рука, голос, смех, шутка — уже являются облегчением, таким мощным среди остановившей всю жизнь одержимости единственным существом, что радость равна спасению.