Наталия Овчинникова, 24.12

Что мне сказать вам, господа, о моем прошлом; я родился в краю, где идея свободы, понятие права, привычка доброго отношения к человеку подвергались холодному презрению и жестоко преследовались. По ходу истории те или другие правители иногда лицемерно выкрашивали стены общегосударственной тюрьмы в более благопристойный охряной оттенок и громко провозглашали дарование прав, которые в более счастливых странах разумеются сами собой; но то ли правами этими могли пользоваться одни тюремщики, то ли в них заключался какой-то скрытый порок, делавший их горше декретов самой неприкрытой деспотии. В том краю всякий, кто не был тираном, был рабом; а так как душа и все, что к ней относится, за человеком отрицалось, то применение физической боли считалось достаточным для управления и руководства человеческой природой… время от времени происходили события, именуемые революцией, которые превращали рабов в тиранов, а тех – в рабов… мрачная страна, господа, страшная, и если я в чем в сей жизни убежден, так это в том, что никогда не променяю свободу своего изгнания на злую пародию родины…