Елена Пугаченко, 08.09.1980

Смотреть с презрительной усмешкой на копошение людского муравейника, на все эти потуги мысли – легче легкого. Слишком легко. Но только... Даже охальник вроде меня, для которого нет ничего святого, видел в этом мире и что-то иное. Проблески божественности. Проявления храбрости. Искры интеллекта. Мне выпало знать несколько по-настоящему достойных людей, о них никто слыхом не слыхивал. Истинное достоинство не терпит высоких должностей и публичного признания. Но – эти люди живут среди нас, бок о бок. А те, которых хлебом не корми, дай только позаботиться о ближнем, все эти монстры из комитетов благотворительности и иже с ними, – это они помыкают официантками, бросают детей и платят гроши садовнику. Что до божественности... Имеют ли к ней отношение орлиный нос или пушистая бровь?

Все дни и ночи всё
белеет страсть.
Любовь ты или снег?
Дома окрестные чужими стали,
накрытые упавшим небом. «Трудом любви» мы это называем,
но результат его -
священные масла даров прощальных.
Мы вместе — острова,
омытые неведенья приливом.
Что ждёт нас? Пиршество, но не блаженство. Любовь сочится кремом,
на высохшие ветки сахар сыплет.
Хрупка, но неизбежна
преграда прошлых лет меж нами!
<...>
На свежевыпавшем снегу любви
становимся мы всем, что замечаем:
трезубцами следов вороньих,
морзянкой кроличьих прыжков
иль вензелями жёлтых струй собачьих. Саней затормозивших скрип
похож на детский шёпот.
Что этот звук сказать нам хочет
о таянье сердец?