Елизавета Романова, 28.06

Данный «ужатый» отцовский наказ гласил следующее: если хочешь в чем-то разобраться, сядь перед стеной и хорошенько подумай.
Выполнять сей совет следовало буквально — я многократно, с самого детства, видел, как мой отец это проделывает.
Если требовалось принять по-настоящему важное решение, он брал жесткий деревянный стул, ставил его в двух шагах от голой стены, садился и, глядя на эту самую голую стену, сидел так несколько часов кряду. Молча. Чем-то смахивало не медитацию. Беспокоить его в это время было нельзя. А наблюдать было скучно. Зато когда мой папаня вставал, решение у него было всегда. Иногда крайне неожиданное. Но было всегда.

Знаешь, зачем здесь стало темно? Чтобы осталось совсем немного света, в котором я мог бы видеть только тебя, а ты — только меня! Когда Господь создавал тебя, его светильник наверняка хоть один раз погас. Ты, наверное, и не подозреваешь, какая ты красивая, такая красивая, что самые прекрасные слова не могут описать твою красоту. Я полюбил тебя так, как, наверное, еще никто никого не любил.