Самат Киргизов,

Видишь, как дым забивается под крышу? Как будто он чего-то боится. Когда же он выбирается наружу, то перед ним открывается все небо, в котором можно растаять без следа. Но дым не знает об этом, вот он и забивается под крыши, и дрожит. То же самое происходит и с людьми. Они дрожат, как листья на ветру. Боясь того, что знают, и того, что не знают. Так вот и идешь по узкой доске, такой узкой, что не знаешь, уместится ли на ней твоя нога. А внизу течет река, и её чернота собирается поглотить тебя, но ты переходишь, даже не оступившись. Теперь перед тобой лежит глубокое ущелье, такое глубокое, что даже дна не видно, а оттуда к тебе тянутся руки, но они не могут достать тебя. И, наконец, ты останавливаешься перед внушающей ужас горой. Она изрыгает пламя, а у её подножия открывается бездна. И там сияют все цвета: медь и железо, голубой купорос и жёлтая сера. Языки пламени вспыхивают, рассыпаются искрами и пожирают скалы, а люди прыгают и корчатся, люди крошечные, как воробьи. Эта печь пожирает насильников и убийц. Когда тебе кажется, что всё кончено, тебя хватает чья-то рука, она обнимает тебя и уносит далеко-далеко. Туда, где зло уже ничего не может тебе сделать.

Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть ещё паёк им пишет
Первой роты старшина,
Старшина паёк им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,
Что ещё ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине…