Александр Прохоров, 30.07.1991

Мы переглянулись, и глаза у него были такие добрые, такие естественные. Рамирес позволил мне увидеть себя таким, какой он есть, если, конечно, он не классный актер. Я это оценила, но не знала, как выразить вслух. Слова в таких случаях беспомощны. Самое лучшее, что можно сделать, ответить тем же. Проблема была в том, что я уже не очень знала, какова я настоящая. Не знала, как выразить это глазами. Не знала, что дать ему увидеть. Выбирать было не из чего, и я решила изобразить сконфуженность, смешанную с испугом.

Минуты огромной боли или потрясений, и в мировой истории тоже, обладают убедительной силой необходимости, они зажигают в душе чувство щемящей актуальности и щемящего напряжения. Потом, как следствие потрясения, может произойти нечто прекрасное и светлое или нечто безумное и мрачное; в любом случае, то, что произойдёт, будет казаться великим, необходимым и важным и резко отличаться от происходящего повседневно.