Андрей Нестеренко,

— О Эндер, — думала Валентина, — как я хотела, чтобы ты прожил жизнь в радости. Но никому это не доступно. Мы учимся говорить, и язык приходит к нам, неся ложь и угрозы, жестокость и разочарование. Мы учимся ходить, и каждый шаг уводит нас прочь от покоя родного дома. Чтобы сохранить радость детства, нужно умереть ребенком или никогда не становиться взрослым, не расти. Значит, можно погоревать об утраченном ребенке, но не жалеть о хорошем человеке, укрепленном болью и терзающемся виной, который, несмотря ни на что, был добр ко мне и ко многим другим людям, которого я любила и которого почти понимала. Почти, почти понимала.

Родители имели обыкновение жаловаться, что жестокие видеоигры развращают их чад. Меня, как человека, регулярно совершающего насилие в реальности, всегда удивляли эти протесты. В конце концов, жители Колумбайна, предающие анафеме компьютерные игры, были бы потрясены, если бы вы довели до их сведения, что никто никогда не ломал руку, играя в «Doom» — в отличие, скажем, от футбола. И вас, наверно, очень удивит, что следить за событиями последней войны за нефть по каналу CNN — занятие более деструктивное, чем избиение мультяшных монстров.