Татьяна Коноплева,

Ты — кровь души, испанский мой язык!
Отчизна всюду мне, где речь родная
звучит и льётся — ведь её родник
полмира затопил, не иссякая. Уже латынь Сенеки твой расцвет
пророчила вернее гороскопа.
С тобой Европой сделалась Европа.
С тобой Колумб удвоил белый свет. Язык мой — как ковчег. И в нём плывёт
Рисаля и Хуареса народ:
десятки рас и племена без счёта... Он никому не тесен и не мал.
Не зря на нём Сервантес написал
евангелие нам — от Дон Кихота.

Война приучила нас действовать почти не размышляя, ибо каждая минута промедления чревата была смертью. Поэтому жизнь здесь кажется нам очень уж медлительной. Мы берем ее наскоком, но прежде, чем она откликнется и зазвучит, мы отворачиваемся от нее. Слишком долго была нашим неизменным спутником смерть; она была лихим игроком и ежесекундно на карту ставилась высшая ставка. Это выработало в нас какую-то напряженность, лихорадочность, научило жить лишь настоящим мгновением, и теперь мы чувствуем себя опустошенными, потому что здесь это все не нужно. А пустота родит тревогу: мы чувствуем, что нас не понимают и что даже любовь не может нам помочь. Между солдатами и несолдатами разверзлась непроходимая пропасть.