Зариф Низомитдинов, 13.12.1992

Дворник у сточной канавы сгребает опавшие листья
И возводит из них внушительный холм братской могилы,
Где покоятся листья со всех платанов,
Аккуратно расставленных по небу.
В шуршанье метлы сквозит необъятность пространства,
И душа пытается подражать эху.
<...>
Шаги всё дальше, дальше от меня,
Их стук стихает где-то в дебрях Леса...
Кричать не имеет смысла,
Всё равно ничего не слышно,
Кроме жалоб Земли.
Она ощупывает вдали,
За миллион лье отсюда,
Свои реки, горы, снега
И следит, чтоб огонь не погас,
На котором варится будущее,
Дожидаясь, когда пробьет его час.

Он умеет хлопать дверью. Это умение в запасе, как последнее слово. Только не надо бояться хлопать дверью, и тогда — как ни лишай тебя слова, как ни затыкай тебе рот — последнее слово остается за тобой.
«Кр-ряк!» — говорит дверь, шмякаясь в косяки. Пока в человеке есть достоинство, пока руки ему не связали за спиной, он еще может сказать последним: «Кр-ряк!» И даже если руки уже связаны, он может изловчиться и пихнуть дверь ногой, или задом, или даже головой. И тогда те, кто связал руки и заткнул рот, поймут, что последнее слово осталось за ним.