Евгений Нестеренко, 24.12.1978

Ох, Джейсон-Джейсон-Джейсон! Ты пришёл завалить меня в моём же доме из-за этой суки Цитры, а за родного брата и пальцем не пошевелил? Крыса ты продажная! Скотина, блъ!
Ничо, братан, не волнуйся. Я семью тоже не люблю. Когда увидимся, скажи мне «спасибо», ладно? Ведь я освобожу твою отравленную ядом сраную душу, ублюдок ты больной!
Посмотри на себя, Джейсон. Тупой, блъ, белый мальчик. Ты пришёл сюда — в мои сраные джунгли, и решил, что ты — воин, блъ! Ты думаешь, что знаешь, что это такое — убивать?

Когда человек всю жизнь борется со своей инаковостью, в которой он не виноват, с герметичной, непроницаемой, как подводная лодка, нетерпимостью крохотного городка, с одиночеством непонимания, являющимся следствием инаковости, когда он сражается за малейший знак приятия отличности и внезапно находит кого-то, кто чувствует точно так же и вдобавок является воплощением всех мечтаний и фантазий, то у него возникает чувство, что он коснулся вечности.