Катерина Голубенко,

Вот, собственно, русская литература врывается в дом к начальству и начинает говорить свою сущую правду. Начальство смотрит выпуча глаза и, честно говоря, не понимает, в чем дело. Потому что мы-то, читатели Чехова, мы понимаем, что все это бесконечно далеко от правды. Правда состоит не в этом. Правда состоит в тонких, трудноуловимых вещах. Вот их-то и имеет смысл говорить. А все остальное — так же нелепо, как поскользнуться на чьем-то плевке.

Это не я убил тех детей. Они были подростками, поэтому я и отказался. <...> Убивая, ты теряешь частицу души. Я хочу сохранить то, что осталось. И мне кажется, ты понимаешь.