Володимир Омелянюк, 06.12

Мое хамское поведение того времени вполне можно было объяснить чувством собственной неполноценности, скрытым глубоко внутри. С самого детства я чувствовал дискриминацию со стороны сверстников из богатых семей, я десять лет прожил в нищете при Китайской драматической академии, а затем, выйдя в большой мир, стал выполнять самую черную работу. Вот поэтому я всей душой ненавидел, когда сильные мира всего задирают нос и смотрят на остальных свысока. И чем заносчивее они себя вели, тем сильнее было мое желание делать все наперекор.

У нас у всех по две жизни:
Подлинная, о которой грезим в детстве
И продолжаем, словно в тумане, грезить взрослыми;
И фальшивая, где мы сосуществуем со всеми остальными,
Практичная и утилитарная, она в конце концов доводит нас до гроба.
В первой нет ни гроба, ни смерти,
Есть только детские картинки:
Большие разноцветные книги — их разглядывают, а не читают;
Большие многокрасочные страницы — их вспоминаешь позднее.
В этой жизни мы — это мы,
В этой жизни мы живем;
А в другой мы умираем, и в том её смысл.