Дмитрий Быстриченко, 14.11.1982

И скудным, мне оставшимся умом
Себе внушаю, что всему я рад,
С восторгом приукрашивая ад.

Я познакомился с одним русским — мичманом спецназа. Мы вместе участвовали в одной операции. Несколько раз он спас меня, и мне не стыдно в этом признаться. Потом, когда все закончилось, я спросил его: почему русским всегда удается вылезать из любого дерьма, в которое не раз попадало их государство? И он мне ответил: просто мы никогда не сдаемся…
— Но и американцы не сдаются, и… — начала Абигайль.
— Правильно! Так я ему и сказал, а он говорит:
«Нет, ты не понял. Американцы, как и многие другие, не сдаются потому, что у них практически всегда есть надежда. А если нет надежды, то есть надежда на надежду. А у нас — за тысячи лет — часто бывало, что нет вообще никакой надежды: все, кранты. Киев, Владимир — в руинах. Баскаки повсюду. Или Наполеон — в Москве. Гитлер, под которым уже вся Европа, на Волге… А мы все равно не сдаемся». Я тогда надолго задумался и спросил: «А в чем суть-то?..» — «Вот в этом и есть, — ответил он, — не сдаваться. Никогда. Можно проиграть, можно погибнуть, в жизни всякое бывает, а сдаваться нельзя никогда».