Какой-то человек дрозда поймал.
 «О муж почтенный, — дрозд ему сказал,—
 Владелец ты отар и косяков.
 Ты много съел баранов и быков,
 Но пищей столь обильною мясной
 Не пресыщен — насытишься ли мной?
 Ты отпусти меня летать, а там
 Тебе я три совета мудрых дам.
 Один в твоей руке прощебечу,
 Другой, когда на крышу я взлечу;
 А третий — с ветки дерева того,
 Что служит сенью крова твоего.
 Моим советам вняв, пока ты жив,
 Во всем удачлив будешь и счастлив.
 Вот первый мой совет в твоих руках:
 Бессмыслице не верь ни в чьих устах».
 Свободу птице человек вернул,
 И дрозд на кровлю весело вспорхнул.
 Пропел: «О невозвратном не жалей!
 Когда пора прошла — не плачь о ней
 И за потери не кляни судьбу!
 Бесценный, редкий перл в моем зобу.
 Дирхемов верных десять весит он…
 Им был навеки б ты обогащен!
 Такого перла больше не сыскать,
 Да не тебе богатством обладать!»
 Как женщина в мучениях родов,
 Стонал, кричал несчастный птицелов.
 А дрозд: «Ведь я давал тебе совет —
 Не плачь о том, чему возврата нет!
 Глухой ты, что ли, раз не внял тому
 Разумному совету моему?
 Совет мой первый вспомни ты теперь:
 Ни в чьих устах бессмыслице не верь.
 Как десять я дирхемов мог бы несть,
 Когда дирхема три я вешу весь».
 А человек, с трудом в себя пришед,
 Просил: «Ну, дай мне третий твой совет».
 А дрозд: «Ты следовал советам двум,
 Пусть третий озарит теперь твой ум:
 Когда болвана учат мудрецы,
 Они посев бросают в солонцы,
 И как ни штопай — шире, чем вчера,
 Назавтра будет глупости дыра!»
— Джалаладдин Руми
Убеждения графа Ивана Михайловича с молодых лет состояли в том, что как птице свойственно питаться червяками, быть одетой перьями и пухом и летать по воздуху, так и ему свойственно питаться дорогими кушаньями, приготовленными дорогими поварами, быть одетым в самую покойную и дорогую одежду, ездить на самых покойных и быстрых лошадях, и что поэтому это все должно быть для него готово. Кроме того, граф Иван Михайлович считал, что чем больше у него будет получения всякого рода денег из казны, и чем больше будет орденов, до алмазных знаков чего-то включительно, и чем чаще он будет видеться и говорить с коронованными особами обоих полов, тем будет лучше. Все же остальное в сравнении с этими основными догматами граф Иван Михайлович считал ничтожным и неинтересным. Все остальное могло быть так или обратно совершенно. Соответственно этой вере граф Иван Михайлович жил и действовал в Петербурге в продолжение сорока лет и по истечении сорока лет достиг поста министра.
— Лев Николаевич Толстой