Аня Войтович, 14.07

И вдруг посреди красного жара и марева, я припомнил, что мне хотелось узнать, каково это — очутиться внутри пылающего угля, и я подумал — ну вот, теперь я знаю, это красный ад. Так почему же мне не страшно?

Христианство есть трагический оптимизм, в котором «богооставленность» есть лишь преходящий момент. Трагизм есть диссонанс, а всякий диссонанс постулирует, предвосхищает и содержит в себе свое разрешение — таков закон музыки, и таков же закон трагедии (ибо она следует тому же музыкальному ритму «разрешения») — она содержит в себе свое «утешение», свое предчувствие Пораклеза.