Эльвира Равилевна,

Вот говорят: любовь — мечты и розы
И жизни цвет, и трели соловья.
Моя любовь была сугубой прозой,
Бедней, чем остальная жизнь моя. Но не всегда... О, нет! Какого чёрта!
Я тоже был наивным, молодым.
Влюблялся в женщин, радостных и гордых,
И как себе не верил, — верил им.
<...>
Но жизнь стесняет рамками своими,
Боится жить без рамок человек.
И уходили все они — с другими.
Чтоб не светясь дожить свой скромный век. Они, наверно, не могли иначе.
Для многих жизнь не взлёт, а ремесло.
Я не виню их вовсе. И не плачу.
Мне не обидно. — Просто тяжело. Я не сдавался. Начинал сначала.
Но каждый раз проигрывал свой бой.
И, наконец, любовь моя увяла,
И притворилась грубой и слепой.
<...>
Всё испытал я — ливни и морозы.
И жизнь прошла в страстях, в борьбе, в огне.
Одна любовь была обидной прозой -
Совсем другой любви хотелось мне.

Когда убили одного,
все спрашивали: кто? кого?
когда? с какою целью?
солдат ли? офицер ли? Когда убили десять лиц,
все вслух позорили убийц,
запомнив благосклонно
убитых поимённо. Когда убили сто персон,
никто не спрашивал имён -
ни жертв, ни убивавших,
а только — наших? ваших? Когда убили миллион,
все погрузились в смертный сон,
испытывая скуку,
поскольку сон был в руку.