Иван Беляев, 21.02.1979

— Зинаида, а, Зинаид.
— Да, папа.
— Ты когда нынче домой заявилась, а?
— Не помню, пап.
— Не помнишь? А я вот помню. В третьем часу, вот когда. И где ж ты обреталась, интересно узнать? Ну, так вот. Ни в какой библиотеке для виду ты работать не будешь, вот так. Ни на какие вторые экзамены в город весной не поедешь, раз первые провалила.
— Анискин, да что ты, отец?
— А ты, мать, помолчи, помолчи! Так вот, родное мое дитятко, снимай-ка юбчоночку-клёш, да отваливай работать в колхоз! А ты, мать, кончай-ка их кормить, надрываться! Они, мать, суп не едят! Унеси масло, когда сало есть. И к едрене Фене консервы неси, когда рыба на столе! Повидлу! Повидлу с глаз долой! Меня совесть берет, Зинаида, когда я с разными лодырями спорюсь, а ты, родная дочь, хуже тех людей. Мне совестно людям в глаза глядеть. Если ты завтра же в колхозе работать не будешь, да если я еще раз угляжу, как по утреннему времени у тебя из кофточки груди торчат, если еще раз услышу про молодое поколение... Скройся с глаз моих, Зинаида.

Время открывает нам большее видение мира, дарит новую степень свободы.