Надежда Демышева, 23.09

— Что ты видел? Что?! — Габриэль разозлилась.
— Ты шла с ним под руку, улыбалась, и, казалось, что весь мир принадлежит тебе… — прошептал он, вспоминая ту картину, и то, что было с ним после.
Габриель засмеялась сквозь слезы.
— Ты серьезно? А что я, по-твоему, должна была сидеть дома и оплакивать твой эгоизм? Сколько лет я, как преданная собака, тебя жду? Сколько, Крис? Сколько, за это время, я тебе простила всего? Ложь. Измены. Жестокость. Сколько раз я, изо дня в день, находила тебе оправдания, почему все происходит именно так, а не иначе? Или ты думаешь, что слова не бьют? Не убивают? Ошибаешься... — Габи подошла к нему почти вплотную. Ее пальцы, как тогда, в их первую встречу, нежно коснулись его подбородка, скользя по щеке, а карие глаза смотрели с таким разочарованием. — Ты, раз за разом, убивал меня словами, чтобы потом воскресить, и снова растоптать. Верность? Да, нет, откуда? Я же лгу тебе! Любовь? Да быть такого не может! И я опять лгу. Мне нечего тебе дать, ты сам это говорил. Ты говорил, что тебе стыдно за меня перед своими друзьями, ведь я – простушка из провинции. У меня нет тех знаний, которыми вы обладаете, нет того опыта, что вы имеете. Я не ела изысканной пищи, и не носила вещи от модных дизайнеров. И, увы, мне уже не восемнадцать а, в скором времени, тридцать…

— Вы не знаете, что это такое! Вы никогда с ним не сталкивались! Думаете, просто запомнил пяток заклинаний и пустил в него, как на уроке? Ты все время знаешь, что между тобой и смертью — ничего, кроме... твоих мозгов, или смелости, или чего там еще, — когда не теряешь рассудка, сознавая, что через микросекунду — конец или пытка... Или друзья умирают у тебя на глазах... Ничему такому нас в классах не учили, не объясняли, как с этим быть, а вы тут сидите с таким видом, как будто перед вами умненький мальчик, а Диггори был глуп, все не так сделал... Вы просто не понимаете, это вполне мог быть я, и так и было бы, если бы не нужен был Волан-де-Морту.