Василий Зязев, 08.09.1973

Когда он вошёл, Винанд встал из-за стола, глядя прямо на него. Лицо Винанда не было лицом незнакомого человека; лицо незнакомца — неизвестная земля, её можно открыть и исследовать, будь на то воля и желание. Тут же было знакомое лицо, которое замкнулось и никогда не откроется. В нём не было боли самоотречения, это было лицо человека, отказавшего себе даже в боли. Лицо отрешённое и спокойное, полное собственного достоинства, но не живого, а того, которое запечатлели изображения на средневековых гробницах, — достоинства, говорящего о былом величии и не позволяющего касаться останков.

Философия — тоска по родине, желание везде быть дома.