Людмила Казачинская, 09.01.1959

Такой уж был человек! Позволить обидеть себя он никак не мог согласиться, а тем более дозволить себя затереть, как ветошку, и, наконец, дозволить это совсем развращенному человеку. Не спорим, впрочем, не спорим. Может быть, если б кто захотел, если б уж кому, например, вот так непременно захотелось обратить в ветошку господина Голядкина, то и обратил бы, обратил бы без сопротивления и безнаказанно (господин Голядкин сам в иной раз это чувствовал), и вышла бы ветошка, а не Голядкин, — так, подлая, грязная бы вышла ветошка, но ветошка-то эта была бы не простая, ветошка эта была бы с амбицией, ветошка-то эта была бы с одушевлением и чувствами, хотя бы и с безответной амбицией и с безответными чувствами и — далеко в грязных складках этой ветошки скрытыми, но все-таки с чувствами...

— Здравствуйте, как дела? У меня отлично, я молодожён и счастлив. Привет, Нин.
— Молодец. А какие ещё новости?
— У тебя всё в порядке?
— Шикарно, а ты сильно не светись, люди злые, позавидуют.
— Чего-то случилось?
— Да нормально у меня всё, чё пристал?