Мадина Келисова, 06.03.1995

Любовь — это какое-то чудо, которое дано постичь нам всем. Это не химия и не привычка курить, которую можно усилием воли в один день бросить. Любовь — явление, неподвластное науке. К счастью. Если бы у людей был рецепт любви, и за ней можно было бы ходить в аптеку, выписывать её себе при острой необходимости, тогда бы кончились живопись, музыка, литература — все виды искусства. Потому что всё это об одном — о поиске и нахождении любви, о её возможности или потере. Если рецепт будет найден, с искусством пора будет завязывать.

Вчера я видел мадам Виардо в роли глюковского Орфея. Это изумительное исполнение — в высшей степени трогательное и полное тончайших оттенков. Все от начала до конца неподражаемо прекрасно, и даже сейчас, когда я пишу эти строки, я не могу без волнения вспомнить первую сцену у гробницы Эвридики. Более изысканного изображения горя просто невозможно себе представить. В высшей степени благородное движение, которым Орфей берет с могилы брошенную лиру, когда боги, обнадежив его, приказали ему отправиться в потусторонний мир искать Эвридику. Когда же в руке Орфея очутилась наконец рука Эвридики и Орфей узнает ее не видя, это уже просто откровение. А когда в ответ на мольбы Эвридики Орфей оборачивается и убивает ее взглядом, отчаяние его над телом просто потрясающе. Ради одного этого стоит съездить в Париж, ибо такого искусства не увидишь больше нигде. Муж Виардо случайно наткнулся на меня и привел к ней за кулисы. Вышло весьма кстати: трудно было найти свидетельство более искреннего восхищения спектаклем, чем мое залитое слезами лицо.