Человек со стороны (каждый человек находится в этой позиции по отношению ко всем остальным) судит о положении другого иначе, чем тот, кого это непосредственно касается, — либо слишком мрачно, либо чересчур оптимистически, и так во всех случаях: будь то счастье или несчастье, любовная трагедия или творческая деградация.
— Генрих Бёлль
— А ты кто такой, откуда взялся?
— С того берега моря.
— На чём приехал?
— Оседлал хромую блоху, сел и приехал.
— Море что, лужа?
— Может, и лужа, да только ту лужу орёл не перелетел.
— Значит, орёл — птенец?
— Наверное, птенец, но тень от его крыльев город закрывает, в городе ночь настаёт.
— Город, небось, крохотный?
— Через тот город заяц бежал, не перебежал.
— Выходит, заяц маленький?
— Заяц как заяц, из его шкуры тулуп вышел.
— Куда вышел?
— Вышел из того города, где заяц бежал, на который тень от орла упала, и пошёл куда глаза глядят.
— Чьи глаза?
— Глаза того тулупа, который из шкуры зайца вышел, в городе, где ночь настаёт, когда над ним птенец пролетает верхом на хромой блохе.
— Чего?!
— Чего-чего, на хромой блохе с того берега моря, которое зайцу не перелететь, орлу не перебежать, хоть море не море, а так, лужа посреди города, где тень от блохи на зайца упала и насмерть убила, а из шкуры зайца тулуп вышел и пошёл куда глаза глядят, а тут заяц ка-ак прыгнет!..
— Какой заяц?!
— Насмерть убитый, как прыгнет куда глаза глядят — аж на тот берег моря, которое ни перелететь, ни перебежать, из которого тулуп вышел, на который тень от блохи упала и зайца убила, хоть заяц — не заяц, а орёл…
— Какой заяц, какой орёл, какая блоха?!
— Так повторить? Ну, значит, та самая блоха с того берега лужи…
— А-а-а-а-а!!! Да хватит!!!
— Ух ты, говорящая рыба!