Андрей Ермолов, 19.01.1988

— Ну ты скажешь «говорить легко», но послушай, что скажу: раз уж так, ты тоже каждый раз, когда его увидишь, проживай с ним этот день, словно последний.
— А разве тогда ещё хуже не станет? Ну, говоря «последний день», я этим моментом же не наслажусь.
— Вот поэтому говорить легко, а на самом деле... трудно. Смотри, ты скажешь себе: «Он сейчас рядом со мной. Сегодня». Вчера — совсем неважно. Главное — это только сегодня. И скажешь: «Сегодняшний день я хочу прожить, как последний». Каждый миг будешь проживать, сполна наслаждаясь.
— Как последний день?
— Да. Как день, у которого не будет ни завтра, ни вчера.
— А я смогу?
— Конечно, сделаешь. Потому что жизнь — это один день. И это сегодняшний день.
Сказали... но очень хорошо сказали.

И все-таки есть некий потаенный смысл в том маниакальном упорстве, с коим человек цепляется за жизнь. Этакое мазохистское желание продлить агонию, балансируя меж двух миров, загробным и земным, стремление выкарабкаться с того света в абсолютно безнадежных ситуациях, когда шансы на спасение ничтожно малы, а чаще их попросту нет. Принято считать, что в такие минуты перед глазами проносятся самые яркие воспоминания, но на деле голова целиком забита липким, сковывающим рассудок страхом. Страхом смерти. Мысль о скорой кончине выдавливает из мозга все прочие, а вышедший из-под контроля организм, реагируя на бешеный выброс адреналина, предательски опорожняет кишечник.