Дмитрий Лаврухин, 16.06

— Ты за столько дней не проронил ни слова. Ладно не говоришь, но даже в лицо мне не смотришь. Я даже не знаю, есть ли я или нет меня, на земле ли я или на небесах.
— Возвращайся в свои покои, Хуриджихан.
— В то время, как я сама себя не могу простить, не могу этого ожидать от тебя. Но я не сожалею, Баязид. Я была вынуждена это сделать. Мне не оставили выбора или иного пути. Либо я должна была себя убить, либо же... Я не могла потерять тебя, Баязид. Я сделала это ради тебя, ради нашей любви. Разве это не имеет никакого значения?
— Сколько дней я борюсь с самим собой. Одна половина меня хочет забыть обо всем и обнять тебя. Но другая мешает этому и напоминает о том, что ты предала меня, Хуриджихан.
— Если не хочешь меня и больше не любишь... Если нет нашей любви, то нет и меня. Я согласна на любое твое наказание. Если хочешь, забери мою жизнь, если хочешь, прикажи — и я уеду. Все равно это одно и то же, Шехзаде.

Наш больной — из деятельных безумцев и готов перекроить весь мир на собственный лад.