Дмитрий Соловьев, 03.09.1964

Вадим знал — Кира всегда была эгоцентрична. В свое время ему это даже нравилось. Я, мол, такая — хотите принимайте, хотите нет. И он принял. А сейчас? Почему сейчас его отчего-то коробит? Так, как будто мелочи... Сидишь за столом, разговариваешь, а она вдруг: «Минуточку!» — и исчезает. Оказывается, что-то там не долепила, переделывает. Потом вернется: «Прости, ты о чем-то рассказывал. Ну ладно, продолжай, продолжай». А ты рассказывал о своем друге, своем самом близком друге... И не то что ей это не интересно, просто она живет в своем собственном мирке. Что-то проходит мимо нее, не коснувшись даже, что-то чуть-чуть заденет, что-то даст вспышку, искру, короткое замыкание и погаснет, а что-то завладеет ею целиком, и тогда начинается одержимость. Как сумасшедшая бегала по Киеву, так же, вероятно, и работает, если ей работа нравится. Все, что, например, произошло с Вадимом за прошедшие годы, коснулось ее, как некая прилетевшая издалека комета — коснулось, дало ослепительно яркую вспышку, потом погасло. Все это для нее нечто далекое, непонятное, ни во что не укладывающееся, абстракция и потому — вот это-то самое страшное — не очень ей нужное. А его стишки двадцатилетней давности — это близкое, родное, свое и, судя по всему, крайне необходимое.

— Отличный вечер, может, зайдем ко мне выпить кофе?
— Я даже не знаю, кофе на ночь как-то...
— Пожалуйста! У меня не было «кофе» почти 9 месяцев!