Ксения Полищук,

О том, что Февральскую революцию поддерживало всё без исключения еврейство, нечего и говорить. Но всё-таки не еврейство сделало эту революцию. Не евреи ездили в ставку за отречением Императора, и не евреи, или не только евреи, пускали по столбцам и по фронтам беспримерную по своей омерзительности клевету на Императрицу. Что уж там говорить и всё на евреев сваливать. Мы виноваты. В том числе и я виноват. Всякого милостивого государя, пускавшего по уголкам и по салонам, по фронтам и по улицам шепотки о царице-шпионке, надо было без разговоров бить по морде. И не в порядке «оскорбления действием», а так, чтобы человек потом месяцами размышлял в госпитале о неудобствах клеветы на русскую монархию. Не били вовремя — вот и сидим по Парагваям и по лагерям. С точки зрения национальных интересов еврейства его участие в Февральской революции было логически оправданно. На этой революции еврейству следовало бы и остановиться. Но — оно не остановилось.

Человек любит свою мать, почти не сознавая, не чувствуя, потому что это так же естественно, как сама жизнь, и лишь в момент последнего расставания замечает он, как глубоки корни этой любви. Никакая другая привязанность не сравнима с этой, потому что все другие — случайны, а эта врожденная, все другие навязаны нам позднее разными житейскими обстоятельствами, а эта живёт с первого нашего дня в самой нашей крови. И потом, потом теряешь ведь не только мать, а вместе с нею наполовину уходят само наше детство, ведь наша жизнь, маленькая детская жизнь, принадлежит ей столько же, сколько нам самим. Она одна знала её так, как мы сами.