Владислав Щипицын, 25.07

Как, должно быть, они смеялись над ним, если с первого дня обманывали его! Мыслимо ли измываться так над человеком, порядочным человеком, только за то, что отец оставил ему кое-какие деньги! Почему нельзя прочесть в душах, что там творится; как это возможно, чтобы ничто не раскрыло чистому сердцем обман вероломных сердец; как возможно тем же голосом и лгать и говорить слова любви; как возможно, чтобы предательский взор ничем не отличался от честного взора?

— Сударыня, [мат], а что мы так с утра сидим, молчим? Мы вчера немного повздорили? А?
— А вы, что же любезный, Василий Петрович, ничего из вчерашнего, так и не помните? Меньше пить надо!
— Пробовали-с мы, не пошло-с.
— Так я вам напомню. Вы вчера не просто напились, а нарезались до свинского, [вылизывает тарелку] примерно такого состояния. Да ещё на приёме у Его Императорского Величества.
— Ой... Кто я?! Ну, я надеюсь царь-батюшка ничего не заметил? А?
— А вас, милейший, трудно было не заметить. Особенно когда вы голым по дворцу скакали...
— Представляю, как красиво было зрителям... Но ничего там особенного не было? Всё-таки я здеся, а не в тюрьме? Ой, избави Господи...
— Ничего страшного, если бы вы перед самым уходом, не объявили громогласно, на весь дворец, что приглашаете Его Императорское Величество к себе домой, в усадьбу, на празднование Образцово — показательного Русского Нового Года. Слово с царя взяли прибыть...
— Хто хря?! [водка не в то горло попала] Куда мы его приглашаем? Что же ты, жена моя! Хозяйка моих конюшен, меня не удержала?