Айдар Дюсембеков,

О, когда бы назвал я назвал своею
Хоть тень твою!
Но и тени твоей я не смею
Сказать люблю.

Скотту исполнилось тридцать пять. Однажды на вечеринке, посвященной первой индивидуальной выставке художника, который был на пять лет моложе его, Скотт вдруг осознал, что он так и не стал заметной фигурой в живописи. И, наверное, уже не сможет. Успех обошел его стороной. Скотт понял, что оказался посредственным, заурядным мастером и останется таким навсегда. <...> Не исключено, что он был обречён на подобный исход с самого начала. Скотт тогда попытался представить, что могли бы написать о нём в некрологе по случаю его смерти. «Скотт Бэрроуз, талантливый гуляка-художник, который так и не смог оправдать возлагавшихся на него ожиданий и в итоге превратился из жизнелюба в мрачного затворника». Впрочем, он тут же одернул самого себя. К чему заниматься самообманом? Ясно, что по поводу его смерти никакого некролога не будет. Его кончина ни для кого не станет событием — её просто не заметят.