Луиза Кушекова, 30.06.1991

Я осужден последним отпаденьем
Чреватостью несбыточных часов
И жизнь искомканных дней бденьем
Не заглушит безумный, дикий зов. На день, кидаю детские отравы,
Смущенья полуночных снов, -
Под солнца смех серебрянные травы
Не вызовут нескромных слов. - Но как луны и солнца свет прощальный
Сдвоятся голубым огнем
И как взнесется свод зеркальный
И отражения свеч в нем, -
Я, как участник Дионисий,
Помчусь по пахоте полей,
Слежу повсюду запах лисий
И он мне женского милей,
И как испуганные птицы
За мною ринутся часы:
Забыт и стонный шум столицы
Забыт и смертный шум косы.

Чтобы в себя влюбить людей, надо жить их жизнью так, что пять минут ты делаешь ихнее — оно должно стать ихним. <...> Допустим, ты танцуешь танец, чей бы он ни был, если ты оденешься хуже их, это оскорбление. Они сами могут оборванными танцевать, а ты должен выглядеть лучше. Мои костюмы всех народов мира самые дорогие, ибо я деньги не жалел на это. Я танцевал для того, чтобы быть тем, кем хочет видеть меня народ.