Александр Курносов,

Бабушка тихо говорила:
— Сяду у окна и сижу, сижу. Думаю, кто бы мне сказал: иди тысячу ден, босиком, в любую зиму, чтобы сыночков увидеть своих, и я бы пошла. Ништо не говорить, не трогать, просто увидеть, как дышат.
Бабушка говорила спокойно, и за словами её стоял чёрный ужас, то самое, почти немыслимое одиночество, о котором совсем недавно думал Саша – одиночество, открывшееся иной своей стороной – огромное, но лишённое эха, – оно не отзывалось никак, ни на какие голоса.

— Но ты, Джеймс Эрондэйл, не хочешь получать удовольствие, да? — спросил Магнус. — Не совсем так. Ты хочешь пойти к черту.
— Может, я получу удовольствие, пойдя к черту, — произнес Джеймс, и его глаза зажглись, как адское пламя, маня и обещая невообразимые страдания. — Хотя не вижу необходимости брать с собой кого-то еще.