Катруська Маруська, 08.05.1987

Есть у меня лачуга, и день и ночь она
Дарует мне отраду покоя, пищи, сна.
Такое мне в лачуге привольное житье,
Что негодует небо на бытие мое.
Над ней такое небо, что свод небесный весь
Лишь малая частица огней, горящих здесь.
Такой в ней мир прекрасный, что океан земной
Лишь отблеск сновидений, встающих предо мной.
Все, все, что есть в чертогах прославленных царей,
Вмещается в лачуге отверженной моей.
Излюбленная книга и рядом с ней сухарь -
Вот пир мой, вот мой ужин сегодня, как и встарь.
Полна до края чаша терпенья моего,
Взамен вина подолгу я тихо пью его,
Ласкательно скрипящий короткий мой калам{*} -
И перстень свой, и цитру я за него отдам.
Мне роскоши не надо, гнетут меня шелка,
Хожу в суфийской хырке{*}, душе она легка.
От лишнего, мирского оборони, господь!
Порабощает душу, отягощает плоть.
Мир-старец не прогонит наперекор уму
Высоких дум, нашедших приют в моем дому.
Назад с пути мирского путь преградил мне тот,
Кто для меня от века и пристань и оплот.
Все скажут: заблужденью предался я… Ну что ж?
В том истину я вижу, в чем люди видят ложь.
На службе падишаху — будь долог век его! -
Я быть уже не в силах, устал я от всего.
Хотя посланье шаха ласкает сердце мне,
Пронзенное тревогой, истлевшее в огне, -
У нищего ни речи, ни слов ответных нет:
Мой дом, мои лохмотья — вот лучший мой ответ!

Это — человек, который не избегает страстей, но умеет обуздывать их.