Анна Стародубец-Привалова, 19.04

Война страшна не тем, что убивает живых. Война страшна тем, что убивает их души. Делит мир на черное и белое, своих и чужих, врагов и друзей. Все переворачивает, рушит все барьеры, снимает все запреты. И убивать... это перестает быть преступлением. Обращается в необходимость, привычку. И те, кто уходит на войну, либо не возвращаются вовсе, либо возвращаются не собой. Ты начинаешь считать воистину ужасным только одно: смерть. Если вы берете пленного и не убиваете его, вы думаете, что оказали ему милость. А избиения, пытки, жестокость — все это становится нормальным. Вот что страшнее всего. Тебя делают просто крохотной частью чего-то огромного, беспощадного, жуткого. Ты исполняешь приказы, идешь вперед, прокладываешь свой кровавый путь — не думая, не сомневаясь. И враги становятся всего лишь... цифрами. Единицами. Бесконечным списком тех, кого надо вычеркнуть, чтобы этот кошмар наконец закончился... Но однажды ты сбиваешься со счета. Перестаешь чувствовать радость, тепло, любовь, зато в полной мере ощущаешь ненависть, ярость, жажду крови. Желание отомстить за всех, кто уже погиб на твоих глазах. А когда война заканчивается, ты еще долго не можешь улыбаться, и чувствовать все то, что умел чувствовать раньше — тоже. И тебя преследует только одно: осознание, что их больше нет. Тех, кого ты когда-то знал. Того, что ты когда-то знал. И мысль... а почему тогда все еще есть я?..

Что бы ни помогло тебе пережит эту ночь — мультивитамины, сила воображения или медленный яд ацидодеоксимидина, — не подлежит осквернению ни критикой, ни насмешками