Владимир Белов, 15.11.1982

Мысленно я возвращаюсь к тем временам, когда две маленькие московские девочки выражали свой стихийный бунт против тошнотворности времени пришиванием пуговиц на спину пальто, ношением лифчика поверх блузки и другим мелким бытовым диссидентством на мануфактурной почве.

— Перед тем, как я за тебя впишусь... ты ведь никого не убил?
— Да, все живы. Правда, больница не в лучшем состоянии.
— Хорошо. Расскажи, что там с окнами.
— Пара сослуживцев заглянула на мой день рождения. Попробовали спустить меня на верёвке по стене. Не получилось.
— У тебя день рождения?
— Нет. Я же пробирочный, помнишь? Но мы всё равно сфотографировались на память у памятника кроганам.
— На Президиуме?
— Ага. СБЦ озверели, пока добрались до нас. Может, потому что у них машина загорелась. Не помню.
— Почему у них машина загорелась?
— Я в неё запулил бутылкой ринкола. Крепкая штука, вспыхнула тут же.
— ...
— Ребята из СБЦ выпрыгнули сразу. Понял, что машина им не нужна, и забрал. Они её быстро отключили, так что далеко нам уйти не удалось. Разбились вон там. Они нас залили парализующей пеной. Против меня пена не сработала.
— Это почему?
— Потому что я горел. Я ведь в горящую машину сел, если помнишь. Да ладно, Шепард, не тормози!
— Прости. Так как они тебя поймали?
— Проголодался, купил себе лапши.
— Ну, так как тебе пришлась лапша?
— Немного островата.