Александра Дятлова, 04.11.1992

В углу в прихожей серебристым светом отливал новый для меня предмет — приобретенная три недели назад в аптеке алюминиевая трость с рукояткой из орехового дерева. Трость. Да. Отнюдь не романтическое копье Дон Кихота. И не орудие воина Георгия — Победоносца. И не «денди трость» из стихотворения Гейне. Скорее, символ нового мировоззрения. Знак новой философии тихохода. Я усмехнулся. Удилище, с помощью которого я поймаю первого в своей жизни карася. Нечто незыблемое, как потерянный рай, и эфемерное, как ад, в который вступаю. Ад и рай понятия реальные, но совершенно неопределимые. Где заканчивается рай и начинается область ада? Если при жизни, то рай — это утраченное навсегда детство. Ад — невозможность любить. Кажется, любить я еще был способен, несмотря на внешнюю атмосферу ада. Значит, рай не окончательно покинул меня. Иногда во мне скапливалось столько нежности, что я не знал, на кого излить ее. Знакомился с девицами по Интернету и признавался им в любви, а они шарахались от меня, как от маньяка, и были правы: нежность нужно изливать на любящих — тех, которые находятся рядом.

Ты хотел быть один, это быстро прошло,
Ты хотел быть один, но не смог быть один,
Твоя ноша легка, но немеет рука,
И ты встречаешь рассвет за игрой в дурака.