Victoria Karaban,

— Я не хочу думать, что у меня есть мужчина, когда его нет.
— Как нет? Я твой мужчина.
— Я это поняла, когда я не её спасала, а тупо тебе дозванивалась. Я постоянно тебя жду, а тебя нет. Я на тебя надеюсь, как на врача. Не как на врача. Я уговариваю себя, что раз в неделю — это совместная жизнь. Что это нормально. Что я не жадная. А потом я вижу твою жену, я понимаю, что у тебя она есть — эта жизнь, а у меня круглосуточная работа и раз в неделю. И я постоянно закрываю на это глаза. Но так, знаешь, неудобно, потому что постоянно на что-то натыкаешься.

У тебя было какое-то представление о жизни, была какая-то вера, какая-то задача, ты был готов к подвигам, страданьям и жертвам — а потом ты постепенно увидел, что мир не требует от тебя никаких подвигов, жертв и всякого такого, что жизнь — это не величественная поэма с героическими ролями и всяким таким, а мещанская комната, где вполне довольствуются едой и питьем, кофе и вязаньем чулка, игрой в тарок и радиомузыкой. А кому нужно и кто носит в себе другое, нечто героическое и прекрасное, почтенье к великим поэтам или почтенье к святым, тот дурак и донкихот.