Екатерина Емельянова-Рышкова, 26.05

Назвать Его кто смеет откровенно?
Кто исповедать может дерзновенно:
Я верую в Него?
Кто с полным чувством убежденья
Не побоится утвержденья:
Не верую в Него?
Он, вседержитель
И всехранитель,
Не обнимает ли весь мир -
Тебя, меня, себя?
Не высится ль над нами свод небесный?
Не твердая ль под нами здесь земля?
Не всходят ли, приветливо мерцая,
Над нами звезды вечные? А мы
Не смотрим ли друг другу в очи,
И не теснится ль это все,
Тебе и в ум и в сердце
И не царит ли, в вечной тайне,
И зримо и незримо вкруг тебя?
Наполни же все сердце этим чувством
И, если в нем ты счастье ощутишь,
Зови Его, как хочешь:
Любовь, блаженство, сердце, Бог!
Нет имени ему! Всё — в чувстве!
А имя — только дым и звук,
Туман, который застилает небосвод.

Если б мне каким-то непостижимым образом удалось забыть её облик, то я с удовольствием, известным только великим художникам, прибег бы к помощи воображения. И заново выдумал бы каждую чёрточку этого лица. Я уверен, что, сличив оригинал и выдумку, при встрече с ней, не нашел бы ни единого ошибочного миллиметра. Этот облик так плотно сидел в моей голове, что, кажется, я нащупал его в своих снах ещё задолго до того злополучного дня, когда фатум толкнул нас к знакомству. Тогда мне подумалось, что я её где-то видел, сейчас же я твёрдо убеждён, что эта женщина до самого последнего атома была выдумана мной в бреду. Так любить можно только собственное творение, которое по праву считаешь гениальным.