Друзей, что нас утешат в горе, зря не ищите, нет.
Готовых нас обидеть — море, быть на защите — нет!
Душа послушной нитью вьется вокруг твоей стрелы.
И кровь из раны сердца льется. Зашить — так нити нет.
Не говори: «О ней безвольно ты в горе слез не лей».
Ведь и безвольному мне больно, что в сердце прыти нет.
Пусть веет на меня дыхание любимой — тщетно все:
Опоры этому дыханью в душе, как в сите, нет.
Скажи я, что любовью пери не дорожу, — не верь:
К речам безумца и доверья — уж не взыщите! — нет.
Когда пустые разговоры тебе претят — уйди.
Все суета, все споры, ссоры… От них укрытья нет.
Среди бездумного веселья будь трезвым, Навои.
Иного, кроме как похмелья, в пиру не ждите, нет.
— Алишер Навои
То, за что я не люблю школу, в какой-то степени связано с тем, за что я и люблю её. Мне не нравится, что в школе нет социальной мобильности. Где бы ты ни учился, особенно на уровне старших классов, на тебя навешивают определённый ярлык на ближайшие пять лет, и с этим ничего нельзя поделать. Я в школе была «ботаном». Отзовитесь, школьные ботаны! «Спортсмены»? «Шалашовки»? Видите, как всё несправедливо устроено? Нельзя изменить свой статус — можно попробовать его изменить «с ботана» и попробовать стать «шалашовкой». Попробовать можно, но всё равно будут говорить: «Да, она много х**в пересосала в велосипедном гараже, но она до сих пор считает их на деревянных счётах».
— Сара Милликэн: Белая ворона (Sarah Millican: Outsider)