Елена Порфирьева, 05.05

Я для саморазвития в свободное время стараюсь изучить какие-то новые классические произведения, и в этом плане есть два типа классических произведений: те, которые писались для людей, и те, которые открываешь и там чёрного больше, чем белого. И ты думаешь: «Твою мать, как же к этому подступиться?» И есть Бетховен, который всегда писал для людей, там есть какая-то в начале раскачка и в конце чуть-чуть посложнее. А есть Рахманинов. Это когда ты открываешь и сразу — будь любезен, отрасти шестой палец, или наточи подбородок! И ты думаешь: «Ага, концерт для осьминога с оркестром! Всё сходится!... Рахманинов, для кого ты это писал? Вот для кого?» Мне кажется, Рахманинов — это такой первый пианист-эгоист, говорящий: «Кто написал — тот и играет! Моя прелюдия!»

Мне тогда казалось, что книги — это всеобщее достояние, независимо от того, как они к тебе попадают. Вроде воды из крана где-нибудь в общественном месте.