Надежда Токарева, 22.08.1984

— Мы с вами единомышленники, мы хотим страну освободить от злокачественной опухоли. Вы понимаете, что это минута историческая? Мы стали людьми значительными, месье Марешаль. Робеспьер и Сен-Жюст, наверное, чувствовали такое же волнение.
— Психиатры это выяснят на суде.
— Каком суде?
— Вашем. Они, наверняка, скажут, что вы одержимый, параноик, но главного не скажут, потому что это слово не принято в юриспруденции. А главное то, что вы дурак, Моро. Но не расстраивайтесь, вы не первый. История уже знавала Савонаролу, ФукеТенвиля. Чрезмерный порядок не менее опасен, чем хаос. Я коррупцию ненавижу, также, как и вашу мораль.

Безмозглое животное – я не испытывал к нему ни малейшего сочувствия. Он поднял голову, встретился со мной взглядом и наверняка понял, кто я. Надо думать, его предупредили о моем приезде: по его примитивному разумению, мне надлежало ему отомстить, отплатить за кровь отца. Между нами установилась особого рода связь; сознавая это, я смотрел ему в лицо не отводя глаз; я медленно проникался ненавистью, и от этого приятного и сильного чувства мне становилось легче дышать. Будь я вооружен, я бы его прикончил не раздумывая. Убийство подобной гадины не просто не казалось мне преступлением, но представлялось поступком положительным, благотворным.